Борель. Золото [сборник] - Петр Петров

— Тю, будущие портфельщики!

— Вот еще, не хватало духов!

Из других бригад лукаво посмеивались:

— Хорошо, хорошо!.. Так и надо, не хапали бы, сволочи.

— И правду… Кто-то крадет, а слава на всех…

У сплоток хлопнула тяжелая ставня. Вода с шипением унеслась по шурфу, очистив желто-серое дно. Надсмотрщики первыми сбежали вниз. За ними с крепким матом хлынули забегаловцы.

С последней ступеньки Костя спрыгнул вслед за Супостатом. Сзади его в давке оседлал Цыганок.

— Шваркай отсюда, лягаш! — прохрипел он в ухо.

Костя тряхнул плечами, и Цыганок шлепнулся на мокрую землю. Забегаловцы, как голодные гуси за зерном, бросились обгонять надсмотрщиков. Они знали, что после промывки шурфов наверху попадаются самородки. Бригады заняли свои участки, но забегаловцы все еще рыскали по отведенной канаве, не хотели упустить «фарта».

— Поглядывай в оба, — указал Ларька глазами на суетившегося Цыганка.

— Смекаю… Ты сам не сплошай.

Мелкую породу поднимали кверху лебедками. Комсомольцы дружно закайлили, зашкрабали звонкими лопатами. Это спутало карты озлобленных забегаловцев. Цыганок ловко увертывался. Костя и Супостат следили за каждым его движением. Но вот среди речников перед глазами ребят сверкнула миндалина величиной с орех. Рома украдчиво взглянул на соседей и нарочно споткнулся, падая на самородок. Супостат открыл рот, который Костя захлопнул широкой ладонью. В это время Цыганок щелкнул языком и проглотил находку.

— Вот гад! Молчи, я его проучу, — шепнул Костя.

— Это алданцев прием, а того научили в китайской артели, — объяснил Супостат.

На другом конце длинного шурфа шумели надсмотрщики и милиционеры. Это свидетельствовало о том, что день выдался золотоносный, попал шурф с богатым самородным золотом. Милиционеры уже не один раз выводили наверх уличенных в хищении. Но к обеду, когда бригады покинули шурф, случилось беспримерное, о чем долго говорили в Забегаловке.

Пожилой оборванец, с сизым носом пропойцы и с выкаченными глазами, вырвался у милиционеров и пустился бежать к поселку.

— Держи! Самородку повел! — закричали сзади.

Молодежь бросилась за хищником. По долине гулко неслись голоса и топот. Шоферы останавливали автокары, бежали наперерез. Оборванец петлял по равнине, как окруженная лисица, и уходил к поселку. Напрягая все силы, Костя опередил ребят. Оборванец прыгал недалеко от него, сверкая плешивым затылком. В глазах парня темнело, распирало грудь. Вот-вот упадет.

Около крыльца золотоскупочного магазина он схватил хищника за ворот ветхого азяма и дернул, не жалея сил. Костя был изумлен и взбешен, ударившись задом о притоптанную землю. Оборванец прыгнул галопом за стеклянную дверь магазина, ощерился беззубым ртом и показал парню кукиш. Раздался смех подбегающих комсомольцев. Изнуренные надсмотрщики заворачивали семиэтажным матом. Костя брезгливо отбросил в сторону лохмотья и направился к шурфу.

Через полчаса хищник вышел в новом костюме и щегольских сапогах. Он размахнулся четвертной бутылью с коньяком и важно сказал:

— Был Алешка Залетов — и нет Алешки! На полста грамм соринка потянула.

10

Вечером сторожевые места около невывезенных песков заняла молодежь. Надсмотрщики торжествовали, оттеснив забегаловцев. Костя и Супостат держались около снующего Ромы и старика с бородой святителя. На ужин расходились, перебрасываясь остротами:

— Да… Не отломилось горягам…

Забегаловцы за словом в карман не лезли.

— Не подсыпай табачку и так чихаем.

— Поживем-поглядим…

— Как бы при своих козырях не остались…

— Старых волков хотите провести…

— Пестунье портфельное!

В столовой Костя остановил Катю.

— Дай мне револьвер, — попросил он.

— Зачем? — удивилась та.

— Золото добывать пойду.

Костя захватил Ларьку. И они издали последовали за Цыганкой. Луг лежал под тонкой завесой тумана. Роса холодела, брызгала прозрачными шариками.

Цыганок нес в руках две бутылки коньяка и напевал:

…Ай, мы цыгане добры люди,Что побачим, то и буде…

Ребята залегли в зарослях, позади палатки, в которой помещался Рома. Озлобленный дневной неудачей, забегаловский стан умолк раньше обычного. Долго шумели только те, которым «пофартило».

Парней тревожил озноб. Шел он от пропитавшейся сыростью земли, от придавленных росой ракитников, от неуловимых северных хиусов.

Супостат, сопя носом, тер ноги, которые сводила судорога.

Костя хлопал слезящимися от темноты глазами. Обоих одолевал сон, у обоих стучали зубы. Старатели выходили «оправиться», садились около ребят, а в палатке сипловатый тенор Ромы дрожаще выводил:

…Ты не плачь, подруженька,Девочка гулящая.Не томи души своей нежнеющей тоской.Нам все равно, ведь жизнь наша пропащая,Уйдем в могилу мы с загубленной судьбой…

Вершины сопок очертила малиновая полоса утренней зари. В травах зашевелились птички.

— Я уйду, — сказал Ларька, вздрагивая.

— Полежим еще, — остановил Костя. — Не может быть, чтобы он двое суток держал в себе.

Темь отпугнула сероватый рассвет. Кустарники принимали свои очертания. По долине началась птичья перекличка. На разные лады хрипели и свистели носами в палатках.

Воркующие волны реки поглощали шорохи. Но привычное, еще в дни беспризорничества, ухо Кости уловило осторожный шелест травы. Он толкнул Супостата, и оба припали к земле.

Рома шел, озираясь по сторонам. Он направлялся к кривляку, к тому месту, где пуля Алданца свалила Пинаева.

Ребята ползли заросшей рытвиной, измокнув до последней нитки. Костя вырос на спуске к реке неожиданно для присевшего Цыганка.

— Кто ходит? — хищник поднялся и торопливо поддернул шаровары.

— Замолчи, стервоза! — Костя выкинул вперед руку с револьвером. — Садись!

Рома сверкал верткими глазами, как попавший в обмет соболь, боязливо косился на темный глаз дула. Босые его ноги синели от холодной росы.

— Ну, долго с тобой венчаться? — Костя приблизил оружие к косматой груди золотоглотателя. Рома заскулил.

— Не балуй! Я и так выброшу.

Он пошел в присядку, путаясь в шароварах.

Стоявший за спиной Кости Супостат зажимал ладонью рот, задерживал смех. Цыганок проплясал до ямки, по-собачьи, беспокойно крутил головой. Темные перепутанные кольца волос падали на его коричневое лицо. Он поднялся и уже смелее сказал: